38. Кредит в средневековой Европе. «Ломбардцы» и их роль в западноевропейском средневековом кредите.

У истоков европейского кредита в средние века стояли иност­ранцы Практически все орудия кредита - вексель, платежное рас­поряжение, заемное письмо, банковский билет, чек - были знако­мы купцам мусульманских стран (как мусульманам, так и евреям) по крайней мере с X в. Об этом свидетельствуют т.н. «генизы» - финансовые документы из архивов синагоги Старого Каира. Евро­пейцы могли познакомиться с ними во время торговли в своих тор­говых дворах - «фундуках», за пределами которых им запрещали совершать сделки с правоверными. Так в Александрии в Египте существовал «фундук франков», основными обитателями которо­го были итальянские купцы, в Каире-«фундук сирийцев». По ана­логии с арабскими «фундуками» венецианцы организуют немец­кий двор в Венеции -«Fondaco dei Tedeschi». Европейские векселя восходили к арабским «сутфайя» - денежным переводам на боль­шие расстояния, когда просто росчерк пера позволял обналичить значительные суммы.

Говоря о «ближневосточном» влиянии на европейскую кре­дитную практику, следует отметить, что здесь отношение к креди­ту не было однозначно негативным. Иудаизм поощрял взимание процентов с суммы кредита, но лишь в том случае, если заимода- вец не был иудеем (являлся гоем): «Не отдавай в рост брату твоему ни серебра, ни хлеба, ни чего-либо другого, что можно отдавать в рост. Иноземцу отдавай в рост, а брату твоему не отдавай в рост, чтобы Господь, Бог твой, благословил тебя во всем...».

Ислам допускал торговые ссуды с умеренным процентом и однозначно осуждал ростовщические кредиты. Согласно Корану: «Аллах разрешил торговлю и запретил рост». Другое кораническое поучение звучит так: «Не пожирайте роста, удвоенного вдвой­не». Это можно понимать как огромный ссудный процент в 200, а может и в 400 %. Существование таких процентов может объяс­няться лишь огромной выгодой транзитной караванной торговли, на которой специализировались арабские племена. Отдельные суры Корана позволяют предположить, что ростовщичество в Аравии находилось в руках иудеев.

Средневековье осуждало займы, ссылаясь на Библию: Иск. 22:25; Лев. 25:35 - 37; Втор. 23:19-20. Это была реакция на влия­ние Ассирии и Вавилона, где были очень распространены ссуды зерном. При этом надо помнить, что средневековье, как и антич­ность, знало в качестве главной, если не единственной формы зай­ма потребительский заем. Производительного займа почти не су­ществовало. Отсюда слова Христа: «... и взаймы давайте, не ожи­дая ничего; и будет вам награда великая...». Церковь осуждала кредиты на том основании, что время принадлежит только богу и не может быть продано. Поэтому кредитор, требуя проценты, про­давал то, что не являлось его собственностью - время.

Но уже Отцы Церкви допускали некоторые толкования этого тезиса. Св. Иероним Стридонский (340-420) однозначно осуждал любые кредитные операции как ростовщичество. В то время как его современник Св. Амвросия Медиоланский (340 - 397) допус­кал ростовщичество по отношению к врагам в случае праведной войны. Это толкование приобрело большую популярность в эпоху крестовых походов.

Брешь в традиционном однозначном осуждении кредита «про­били» средневековые схоласты и, в первую очередь, Св. Фома Ак-винский (1225 - 1274), который в своих работах опирался на Ари­стотеля (384- 322 г. до н.э.). Согласно греческому философу: «Люди... совершенно правы, ненавидя заем под проценты. Таким путем деньги, в самом деле, становятся производительными сами по себе и отвращаются от своей цели, каковая заключается в об­легчении обменов. Итак, процент умножает деньги; как раз отсю­да и возникло то название, какое получил он в греческом языке, где его именуют отпрыском». Эту мысль -«деньги не порождают деньги» многие схоласты брали в качестве аксиомы. Но для Фомы Аквинского проблема получала иной ракурс - если между деньга­ми и их процентами появлялся посредник, то такой заем становился абсолютно законным. Там, где имелся риск либо заимодавец участвовал деньгами в каком-либо предприятии, процент не осуж­дался Переводные векселя, займы государству, торговые товари-щества, помещение денег в банк (которое рассматривалось как сво- еобразное участие в предприятии) - станут замаскированными формами кредита в средневековой Европе. Осуждению подвергал-ся лишь «сухой обмен» - перевод векселей в рамках одной ярмар­ки, который, действительно, служил лишь маскировкой займов под проценты Так, «депозит» в XVI в. представлял собой заем на од­ной ярмарке с переводом на следующую ярмарку при обычной став- ке в 2,5 %, что было очень удобно купцам, покупавшим и прода­вавшим в кредит. Когда в 1571 г. папа Пий V обнародовал буллу «In eam», урегулировавшую вексельное обращение посредством зап­рещения «депозита», купцы вынуждены были вернуться к «кам­био» простому обмену.

Но жизнь брала свое. Как заявил один из столпов Реформации Жак Кальвин (1509 1564), бесполезно «держаться за слова», на­добно «рассматривать дела». Письмо Кальвина, датированное 1545 г., содержит настоящее оправдание займа под проценты: «Господь вовсе не запрещал всякого барыша, из которого человек мог бы извлечь свою выгоду. Ибо что бы это было? Нам пришлось бы ос-тавить всякую торговлю. Следовательно, ростовщичество среди купцов, ежели оно будет умеренным, не более 5 % — допустимо. Недозволенное же ростовщичество появляется тогда, когда оно противоречит милосердию».

Второй возможностью обойти церковные запреты было обра­щение к евреям ростовщикам. С XIV - XV в. они активно прони­кают в итальянские и немецкие города. Часто они действовали в кооперации с итальянскими банковскими домами - «Банко дела Вака», «Банко деи куатро Павони». Осуждаемые клиром и просто­народьем евреи-финансисты были необходимы «сильным мира сею». Как заявил в 1519 г. венецианский дворянин Марине Сану-го: «... евреи столь же необходимы, как булочники».

В то же время, вполне допускалась плата за пользование ору­диями труда, сдачу в аренду сельскохозяйственных угодий или не­движимости Но деньги не должны были порождать деньги «из ниоткуда» Единственный допустимый заем - неростовщический, беспроцентный, когда «заем дан, затем ни на что не рассчитывай». Эти «займы ради чести и добрых дел» периодически практикова- лись даже откровенно капиталистическими финансистами ради спасения своей души. Часто оказываясь на смертном одре, ростов­щик возмещал проценты своим должникам. Эти акты раскаяния фиксировались в завещаниях и нотариальных акгах, но они исчез­ли после 1330 г. Это свидетельствует о «капитализации сознания» западноевропейских финансистов. Хотя практика ведения дел на­много опережала сознание европейцев. Якоб Вельзер Старший от­казывался из-за угрызений совести принимать участие в монопо­лиях, а Якоб Фуггер Богач обращался за советами по этому вопро­су к богослову Иоганну Экку.

В конечном итоге кредит «взял свое». В 1771 г. Исаак де Пин-то заявил прямо: «Процент на деньги полезен и необходим всем; ростовщичество же разорительно и ужасно. Смешивать сии два предмета - все равно что кому-нибудь возжелать запретить исполь­зование благодатного огня, ибо он обжигает и пожирает тех, кто слишком к нему приближается».

Кредит встречал устойчивое осуждение со стороны церкви и долгое время осуждался. Особенно негативно воспринимался рос-i товщнческий кредит. В протестантской Голландии в 1658 г. было официально объявлено, что практика займов под проценты касает­ся только гражданских властей. Папа Бенедикт XIV в. 1745 г. бул­лой «Vix pervenit» подтвердил все старинные запреты по поводу займов под проценты. Любопытно, что в это же время в 1748 г. Бенджамин Франклин скажет: «Помни, что время -деньги. Помни, что кредит - деньги. Помни, что деньги по природе своей суть про­изводящие и быстро умножающиеся». В 1777 г. постановление парижского парламента запрещало «любой вид ростовщичества». Даже после революции 1789 г. во Франции будут сохраняться ог­раничения на ссудный процент. По закону 1807 г. он не должен превышать 5 % для гражданских займов и 6 % для коммерческих кредитов. Займы с более высокими процентами считались ростов­щическими и рассматривались как преступление.

Средневековая Европа в XV в. нашла выход в использовании векселей и «обратных переводных векселей», которые в результате разницы в валютных курсах приносили за 4 месяца 15 % годовых. При этом они не рассматривались каноническим правом как рос­товщическая ссуда и выглядели вполне законно.

В средневековой Европе ростовщичеством в крупных разме­рах занимались уроженцы Северной Италии - ломбардцы, а также евреи. Во Франции слово «ломбардец» было синонимом слова «ро­стовщик». Около 1300 г. ссудно-залоговые лавки ломбардцев-«casana», имелись во многих французских городах. Значение кредитных операций было очевидным, по меньшей мере с ХII в. Напи­санная в это время немецкая поэма замечает, что помимо традици-онных трех сословий существует четвертое - ростовщики («Wuocher») и именно оно правит тремя прочими.

О кредитных операциях в полном смысле этого слова можно говорить в Италии, точнее в Венеции с 1072- 1073 г. Они были связаны с договорами о торговых товариществах - «colleganca». Венецианские торговые суда всегда делились на 24 карата - части и распределялись между участниками товарищества согласно до­говору или, говоря современным языком, количеству акций. Това­ры обычно закупали на аванс, полученный у кредитора. При этом различали денежные ссуды на торговые операции- «mutuo ad negotiandum». процентная ставка по которой не превышала 20 % «согласно обычаю нашего отечества», и собственно ростовщичес­кий кредите высоким процентом и залогом. С помощью последне­го семейство Циани с XII в. завладело большей частью земельных участков вокруг площади Св. Марка и вдоль улицы Галантерейщи­ков. После 1387 г. в Венеции появились и еврейские ростовщики, ссужавшие деньги не только простому народу, но и венецианским патрициям. Коммерческая или торговая ссуда соответствовала уров­ню процентов на денежные ссуды венецианских банкиров.

Венецианцы различали две формы «colleganca»: односторон­нюю и двухстороннюю. В первом случае заимодавец, называвшийся «socius stans» компаньон, остающийся на месте, авансировал не­которую сумму путешествующему -«socius procertans». По возвра­щении, когда подводился баланс, путешествующий компаньон вып­лачивал сумму аванса и 3/4 прибыли, а 1/4 ославлял себе. При двух­стороннем договоре заимодавец авансировал 3/4 суммы, а путешествующий 1/4 и свой труд. Тогда доходы делились попо­лам. В других итальянских городах, а позже в Марселе и Барсело­не, такие торговые договора назывались «commenda», но в Вене­ции это слово обозначало «вклад». При этом один и тот же купец в разных договорах выступал и как заимодавец, и как коммивояжер/ комиссионер. 1 юэтому венецианский капитал не покидал своих пре­делов, и здесь не было ничего сравнимого с «приключениями» фло­рентийского капитала в Англии или генуэзского в Севилье и Мад­риде. Специфика венецианского кредита объяснялась спецификой обслуживаемой им экономической сферы - Левантийской торгов­ли. Венеция вела эту невероятно выгодную торговлю всеми сила­ми и всей наличностью так, что после отплытия на восток флота в эроде буквально не оставалось наличности. Но быстрый оборот капитала (полгода, максимум год), позволял идти на этот риск.

С XIII в. в этих кредитных отношениях появляется переводной вексель, который используется для краткосрочных кредитов в связи с разовыми поездками на ярмарки. Старейший из сохранившихся евро­пейский вексель датирован 1410г. Вскоре векселя начнут не обналичи­вать по пересылке, а переподписывать («ricorsa») и пересылать на дру­гую ярмарку, что продляло действие кредита и компенсировало нехват­ку наличных денег. Так вексель превратится в орудие компенсации и средство кредита в средневековых товарно-денежных отношениях.

Осуждаемые церковью кредитные операции в средневековой Европе приобретали разные формы. Можно было оговорить возврат ссуды в другой валюте по более высокому курсу. После 1288 г. разре­шались проценты в случае просрочки платежа, поэтому в долговых расписках указывалась заведомо более ранняя, невыполнимая дата.

Наиболее заметными кредитные операции в Европе были во время ярмарок, где происходило движение не только товаров, но и денег. Поскольку движение товаров и процесс их потребления не всегда позволял обеспечивать торговлю наличными, то большое значение получили векселя. Наиболее часто практиковались пись­менные обещания уплаты в определенном месте к определенному сроку - векселя, репорты платежа на следующую ярмарку - депо­зиты, исходя из 10 % годовых, взаимное погашение векселей - скон-тро. Средневековые ярмарки завершались «платежным» сходом уча­стников, где помимо выплат, производились учет и погашение век­селей, а также непривычный еще клиринг.

Поэтому за ярмарками шли финансовые потоки средневековья. Начало этим финансовым рынкам и центрам кредита положили яр­марки в Шампани, расцвет которых пришелся на середину XIII в. К концу XIII столетия товарооборот заметно снизился, но финансовые операции осуществлялись до 1320 г. В XV в. на первое место вышла ярмарка в Женеве, хотя ее обороты, пришедшиеся на Столетнюю войну (1337 - 1453), не шли в сравнение с шампанскими ярмарка­ми. На рубеже XV - XVI в. особое значение приобрели ярмарки в Лионе, где, по словам современников, векселя выписывались пачка­ми. В 1535 г. генуэзцами были основаны ярмарки в Безансоне, кото­рые с течением времени переносились в Лон-ле-Сонье, в Монлю-ель, в Шамбери, пока в 1579 г. не остановились в Пьяченце, где они процветали до 1622 г. под названием безансонских!¹⁸

Четыре раза в год на безансонских ярмарках приходили внешне неприметные собрания. На них присутствовали шесть десятков чело­век: большинство генуэзцев, несколько миланцев, а остальные фло­рентийцы. Они свозили сюда немного наличных денег и массу вексе­лей со всех факторий и ярмарок, освоенных европейскими купцами. Эти финансисты устанавливали обменный курс к окончательным рас­четам в конце каждой ярмарки — конто, а также гасили, предъявляли к оплате и взаимно погашали векселя. В этот «финансовый клуб» можно было попасть, уплатив немалый залог в 3 тыс. экю. Поэтому в него входило не более 200 человек, но они ворочали огромными сумма­ми-до 50 млн. экю. Безансонские ярмарки зависели от поставок аме­риканского серебра через Севилью — Геную и с оскудением этого по­тока после 1610г. постепенно прекратились. В 1622 г. генуэзцы пред- ложили перенести их в Нови, но флорентийцы и миланцы не согласились. По словам Броделя, после 1622 г. ни одна ярмарка не будет занимать центральное место в финансовой системе Европы.

Средневековый кредит обслуживал не только оптовую меж­дународную торговлю. С XIV в. к нему активно прибегали даже крестьяне Нотариальные регистры южнофранцузского города Перпиньяна свидетельствуют, что около 1300 г. 60 % дебиторов городских ростовщиков-евреев составляли крестьяне. Почти по­ловина из них орала кредиты осенью, когда играли свадьбы и вып­лачивали феодальные налоги. Крестьяне обещали погасить креди­ты в августе - сентябре, после жатвы и сбора урожая.