Защита, гибкость, экономия

Попытаемся как-то структурировать гневные реплики премьера. Судя по заявлениям 19 и 21 декабря, претензии у Путина вызывают три содержательные составляющие взаимодействия с офшорами: непрозрачность (неизвестны конечные собственники/бенефициары компаний), вывоз капитала («вывод финансовых ресурсов из отраслевого оборота») и, наконец, уход от налогов («отчекрыживают частично, оставляют, потом опять заводят сюда»).

Очевидно, что надо как-то более четко определиться и с тем, что мы понимаем под офшорами, — вероятно, все же не любую иностранную юрисдикцию. В российском нормативном поле существует аж три списка офшоров авторства — соответственно, Федеральной налоговой службы, Минфина и Центрального банка; пересекаются они лишь частично и используются в различных целях. Для качественного анализа нам представляется адекватным определение главы Счетной палаты Сергея Степашина (его ведомство планирует весной текущего года начать проверку «Газпрома» и ряда других госкомпаний и госкорпораций на наличие коррупционных схем в офшорах): «Офшорные зоны [предоставляют] льготный режим налогообложения и не предусматривают раскрытия и предоставления информации при проведении финансовых операций» (цит. по интервью г-на Степашина в «Российской газете» от 17.01.2012).

Итак, давайте попытаемся выяснить мотивы, которые побуждают российские компании использовать в своей деятельности зарубежные юрисдикции вообще и офшоры в частности.

Прежде всего рассмотрим довольно типичную ситуацию, когда офшоры используются в цепочках собственности. Если владение российскими активами замыкается в итоге на офшор, как правило, за ним стоит не то или иное физическое лицо, а траст. А если траст, значит, цель одна — защита бизнеса, защита собственности от любого рода недружественных действий со стороны государства, рейдеров, криминала и т. п.

«Путин призывает возвращать активы в страну, вопрошая “чего бояться?” — размышляет главный научный сотрудник Института народнохозяйственного прогнозирования Яков Паппэ. — Ясно, чего бояться. Сегодня для российского предпринимателя раскрыть конечных собственников-бенефициаров, а также реальные схемы владения и движения финансовых потоков означает оказаться полностью беззащитным. Во-первых, перед криминалом (от которого государство защитить не готово). А во-вторых, перед чиновничьим аппаратом, лояльность которого по отношению к отечественному бизнесу далеко не очевидна и вряд ли выросла по сравнению с 1990-ми, ныне объявленными “лихими”. Для чиновника любой заметный с его уровня бизнес — по-прежнему скорее поле для охоты, чем объект защиты. Причем политическое руководство страны не одергивает бюрократию. Я не вижу политического климата, который давал бы возможность выстроить безофшорные схемы владения бизнесом в России с теми же издержками, что и с использованием офшоров».

Однако мотив защиты собственности далеко не единственный. «Офшоры — наша дань Наполеону, его кодексу законов, восходящему, в свою очередь, к Коду Юстиниана, то есть к римскому праву, — объясняет топ-менеджер крупного российского банка, пожелавший остаться неназванным. — В рамках традиции римского права, в которой работает и нынешнее российское законодательство, главенствуют нормы писаных законов. Не так в англосаксонской традиции, где окончательное слово остается за решениями судов. Английское договорное право существенно гибче, что позволяет структурировать сложные сделки между субъектами и по поводу активов, расположенных в любой точке мира, причем с жесткими гарантиями и инфорсментом исполнения обязательств».

Именно поэтому наибольшей популярностью у российских предпринимателей пользуются респектабельные иностранные юрисдикции, где действует английское право. Не случайно ведь и многие компании из континентальной Европы выбирают в качестве места разрешения споров суды Лондона (или Стокгольма), а не Парижа, Рима или Франкфурта.

Теперь посмотрим, что подвигает российских предпринимателей использовать офшоры в цепочках бизнес-сделок. Мотив снижения российских рисков здесь тоже присутствует.

Ни для кого не секрет, что фиксируемые Центробанком объемы выводимых в офшоры средств странным образом близки к объемам прямых инвестиций в Россию. По нашим оценкам, как минимум три четверти того, что «иностранный» капитал инвестирует в Россию, на деле является российскими же деньгами. Конечно, через офшорные фонды приходят и какие-то реальные иностранные деньги. И если смотреть только на объемы накопленных инвестиций (то есть пересекших границу легальным образом), то баланс даже «в нашу пользу» — привлечено больше, чем выведено. Правда, для потоков последних двух лет соотношение обратное — инвестиции из России за рубеж выросли и даже превысили докризисные показатели, обратный же их приток скромнее.

Зачем же инвестировать в Россию именно так, «через левое ухо»? Очевидный ответ — с целью минимизации налоговых обязательств — является неполным. Тут важна одна деталь. В какой форме возвращается в Россию выведенный капитал? Здесь доминируют краткосрочные кредиты (скажем, на 180 дней), которые могут продлеваться неограниченное число раз. Содержательно это инвестиции, ты не рассчитываешь на возврат этого кредита. Но при малейшей опасности ты имеешь возможность быстро вывести деньги обратно, не становясь последним в очередь кредиторов своей российской компании.

Ну и, конечно же, офшоры используются в бизнес-цепочках в стремлении минимизации издержек — налоговых, регистрационных, комиссионных и всех прочих. Российские предприниматели стараются разводить центр собственности и центр прибыли по разным структурам. Центр прибыли, как правило, тесно работает с офшорами или даже сам является офшором, а центр собственности приходится «светить» при продаже бизнеса, при IPO или при крупных сделках перед солидными партнерами.

«Намного выгоднее получить кредит в Европе на кипрскую компанию и далее перевыставить его конечному получателю в России, — объясняет налоговый консультант Дмитрий Малышев, руководитель проекта “Круглый стол финансовых директоров” (КСФД). — Резидентство Кипра выгоднее с точки зрения обложения процентов по долговому обязательству. Другая схема — через выплату роялти. Российская компания регистрирует товарный знак не на себя, а, допустим, на кипрскую компанию. В итоге полученный доход от использования товарного знака будет облагаться по наиболее благоприятному налоговому режиму на Кипре. При этом, я особо подчеркиваю, все описанные операции находятся в рамках правового поля».

«Наиболее распространенные в России схемы налоговой оптимизации с использованием компаний, зарегистрированных в офшорных юрисдикциях, связаны с получением льгот при выплатах процентов и дивидендов, а также с трансфертным ценообразованием, — считает профессор НИУ ВШЭ АлександрАбрамов. — Наиболее распространены подобные схемы в сфере коммерческой недвижимости, финансового посредничества, электроэнергетике, черной и цветной металлургии, нефтяной и газовой отраслях».

Из не перечисленных уважаемым профессором отраслей в список лидеров офшоризации, безусловно, входят авиационные и морские перевозки.