18. Проверка на прочность

После создания мегарегулятора появились основания считать, что в Казахстане закончен второй этап финансовых реформ. Финансовая система страны была отстроена на новых принципах и выглядела вполне работоспособной. Конечно, в промышленных условиях любому новому агрегату перед запуском в эксплуатацию устраивают тестовую проверку. И подобная практика является абсолютно правильной. Но вот в сферу финансов, к сожалению, она может быть перенесена разве что с известными поправками.

Однако специально возиться над созданием процедуры стресстестирования для казахстанской финансовой системы никому не пришлось. Она (наша финансовая система) была вовлечена в процесс проверки рабочих свойств натуральным, если можно так выразиться, способом.

С весны 2007 года в мировой финансовой системе начал развиваться кризис ликвидности. Первоначально он возник в США, на ипотечном рынке.

Несколько лет подряд до того рынок ипотеки в Америке развивался очень бурно. Банки, стремясь заработать, выдавали ипотечные займы в больших объемах, в том числе заемщикам с сомнительной платежеспособностью (в так называемом субстандартном сегменте). В разгар бума банки осуществляли рефинансирование ипотечных кредитов путем секьюритизации, продавая эти кредиты через выпуск специальных инструментов – побочных залоговых обязательств, CDO. В сущности, банки переупаковывали долги заемщиков и затем перепродавали их, получая комиссионные (и снимая с себя риски). Поскольку жилье росло в цене, то находилось много желающих приобрести CDO. Но потом процентные ставки стали расти, а стоимость жилья, напротив, снижаться, инвесторы прекратили расхватывать CDO, и на банках стали накапливаться долги.

В середине марта на американском рынке прозвучал «первый звонок», предвещавший грядущие проблемы: фондовая биржа NYSE запретила торги акциями компании «New Century Financial Corporation» (крупнейшая ипотечная компания США для заемщиков с низким уровнем кредитоспособности). Перед этим акции NCFC упали почти на 90 %.

Летом кризис на ипотечном и кредитном рынках США продолжился уже в полный рост. Федеральная резервная служба начала массовые скупки ипотечных облигаций, выделив на это только в августе более 43 миллиардов долларов. ФРС также пошла на снижение дисконтной учетной ставки (под которую Служба осуществляет кредитование банковской системы по залог ценных бумаг как кредитор последней надежды). Citibank, Bank of America, банк JP Morgan Chase и банк Wachovia в конце августа получили от Федеральной резервной системы США по 500 миллионов долларов из так называемого дисконтного окна. Следует ли комментировать, что эти банки – финансовые супертяжеловесы, оперирующие десятками миллиардов долларов. Тот факт, что они вынуждены были обратиться за финансовой помощью к регулятору (стало быть, рыночных ресурсов для них не нашлось), весьма красноречив.

США – крупнейшая экономика мира, тесно связанная с экономиками ряда других зон. Поэтому из Нового Света кризис перекинулся в Старый Свет, вообще, приобрел черты мирового. 9 августа 2007 года Европейский центральный банк (ЕЦБ) выдал банкам кредитов на рекордную сумму в 94,8 миллиарда евро. 10 августа ЕЦБ было выдано дополнительно еще около 61 млрд евро, а 13 августа – примерно 49 млрд евро. Значительные вливания денег в финансовые системы своих стран в связи с резким подорожанием межбанковских кредитов произвели также центробанки Японии и Австралии.

Наряду с американскими пострадал ряд крупнейших британских банков. Так, уже упоминавшийся британский банк Northern Rock, восьмой в стране по размеру активов и пятый по портфелю ипотечных кредитов, обратился в сентябре к Банку Англии за выделением экстренной кредитной линии после резкого снижения своей платежеспособности и получил от регулятора в общей сложности 23 миллиарда фунтов стерлингов. Под публичные заявления британского Минфина о том, что государство не должно помогать частным банкам.

Экономика Казахстана связана с экономикой США значительно слабее, нежели экономика еврозоны или, тем более, британская экономика.

Поэтому прямого действия ипотечный кризис в США на нас не оказал. Но он резко сократил ликвидность на мировых рынках. И опосредованно, через поведение западных рынков капитала, кризис повлиял на ситуацию в Казахстане очень серьезно. Принципиально важными здесь были два обстоятельства.

Во‑первых, во время кризиса международные инвесторы начали выводить деньги с развивающихся рынков. В частности, из Казахстана «убежало» за три месяца около 4 млрд долларов. То есть эта достаточно ощутимая для нашей экономики сумма была выведена очень быстро. В среднесрочной перспективе закрытие этих позиций не оказало бы столь существенного действия.

Во‑вторых, казахстанским заемщикам стало сложней и существенно дороже привлекать финансовые ресурсы на международных рынках капитала. В результате появились проблемы с ликвидностью у нескольких крупных казахстанских банков, которые в последние годы чрезмерно занимали за рубежом. И, соответственно, проблемы возникли у их клиентов, главным образом девелоперов, которые кредитовались в этих банках под свои строительные проекты. Следует заметить, что перед тем рынок строительства и недвижимости в Казахстане рос очень бурно.

Банки, увлекающиеся заимствованием на внешних рынках, существуют везде. Но в ряде стран (в том числе в России) такие кредитные учреждения меньше значат для банковской системы в целом. А у нас не в меру активно занимали три банка из первой пятерки. Не меньше, хотя и не больше.

В целом – это принципиально важно! – системного финансового кризиса как такового в Казахстане не возникло. В стране, напротив, наблюдался избыток ликвидности.

Однако шуму возникло много. Проблемы с ликвидностью у нескольких крупных банков привели к росту процентных ставок по займам. Так называемые эксперты и аналитики завели шарманку про проблемы банковской системы Казахстана в целом. А у нас банки давно разные. Причем разница такая, что об одной банковской системе говорить не приходится. Если посмотреть на рынок 5‑летних дефолтных свопов, CDS, то на 1 октября разрыв котировок Народного сберегательного банка с котировками «Казкоммерцбанка» составлял 250 базисных пунктов (то есть разница в теоретической цене заимствования составляла 2,5 %), с котировками банка «ТуранАлем» – 360 базисных пунктов, с котировками банка «Альянс» – 600 базисных пунктов.

Для справки. CDS, Credit Default Swaps, – это двухсторонняя сделка, при которой продавец кредитной защиты обязуется возместить покупателю кредитной защиты потери при наступлении определенного события в отношении базисного актива кредита. Иными словами, стоимость дефолтных свопов определяет стоимость заемных денег в случае дефолта на рынке базового актива.

Разные банки Казахстана предлагали эти инструменты по ценам, сильно отличавшимся друг от друга, в том числе по той причине, что обладали различной финансовой устойчивостью. И в описываемый момент эта разница вышла наружу: то есть одни банки испытывали отток ликвидности, а у других трудностей не возникало.

Но эта разница заметна лишь спокойному и квалифицированному наблюдателю. А на рынке возникла паника.

В результате 8 октября 2007 года международное рейтинговое агентство Standard & Poor's понизило суверенные кредитные рейтинги Казахстана на одну ступень, с «ВВВ» до «ВВВ‑» (также был понижен рейтинг Банка развития Казахстана с «ВВВ» до «ВВВ‑»).

Агентство Fitch Ratings 9 октября пересмотрело прогноз изменения рейтингов четырех крупнейших республиканских банков (БРК, БТА, Народного банка и «Казкоммерцбанка»), с позитивного на стабильный. (В то же время Fitch отметило, что само снижение рейтингов если и произойдет, то только в связи с понижением суверенного кредитного рейтинга Казахстана.)

А рейтинговое агентство Moody's 1 ноября изменило рейтинги и прогнозы рейтингов шести банков Казахстана, отметив неблагоприятные последствия мирового кризиса ликвидности для кредитоспособности этих банков, внешний долг которых агентство оценило в 40 млрд долларов.

Для справки. Рейтинговые действия предприняты агентством Moody's в отношении следующих банков: АО «Казком мерцбанк» – рейтинг финансовой устойчивости снижен до «D‑» с «D», прогноз – негативный. АО «Банк ТуранАлем» – рейтинг финансовой устойчивости не изменился «D‑», прогноз теперь негативный. АО «Народный сберегательный банк Казахстана» – рейтинг финансовой устойчивости не изменился «D», прогноз теперь негативный. АО «Альянс Банк» – прогноз всех депозитных и долговых рейтингов изменен на «негативный» со «стабильного». АО «Банк ЦентрКредит» – рейтинг финансовой устойчивости не изменился «D‑», прогноз теперь негативный, был – стабильный. АО «Темирбанк» – рейтинг финансовой устойчивости не изменился «Е+», прогноз – стабильный.

В результате, как видим, Moody's оставило неизменным суверенный рейтинг; изменив рейтинги системообразующих банков; а S&P суверенный рейтинг как раз снизило, но оставило при этом без изменения рейтинги крупнейших банков, хотя, как предполагается, страновой рейтинг снизился как раз из‑за трудностей, которые испытывали банки страны. Логики здесь немного, но дело не в логике.

Рейтинги международных агентств – это индикатор, на который международные инвесторы ориентируются в первую очередь.

Разумеется, сразу вслед за объявлением о снижении кредитных рейтингов и прогнозов по ним акции казахстанских банков на Лондонской фондовой бирже начали падать. Депозитарные расписки банка «Альянс» упали более чем в два раза относительно цены размещения. Инструменты «Казкоммерцбанка» достигли в день объявления о снижении рейтингов исторического минимума – 12,05 доллара за одну глобальную депозитарную расписку.

Комментируя эти события газете «Financial Times», я говорил, что в данном случае мы имеем дело с элементарными перекосами рыночного восприятия. За последние года два рынок перекупил казахстанских бумаг, и в целом был чрезмерно позитивен в оценке наших инструментов. Потом произошел закономерный разворот: рынок стал чрезмерно негативен и перепродал этих же бумаг. Это нормальная синусоида, для работы фондового рынка весьма характерная.

Дело и не в ней тоже.

Нехорошо было то, что чересчур негативно оценивалась и воспринималась ситуация в целом. Средства массовой информации стали обсуждать сценарии финансового кризиса в Казахстане, начались спекуляции, поползли слухи. Такая паника действительно может привести к серьезным последствиям – история финансовых рынков полна примерами подобного рода. Тут важно понимать (повторю еще раз), что случившееся не является для Казахстана системным кризисом.

Агентство по регулированию и надзору финансового рынка совершенно резонно характеризовало ситуацию начала осени как стабильную. АФН отмечало, в частности, что общий объем депозитов резидентов в банках второго уровня на 01.10 по сравнению с данными на начало года вырос на 19,6 %; вклады населения с начала года увеличились на 35,95 %; вырос (с начала года) и совокупный ссудный портфель банков.

Иными словами, с точки зрения именно системы ничего особо плохого не случилось.

Банки, как любые живые существа, могут ошибаться, брать на себя чрезмерные риски и так далее. В период дешевых денег ряд наших банков так и поступал: они безоглядно занимали на Западе, объясняя регулятору и правительству, что во внешних заимствованиях нет никакого риска, и они действуют так исключительно из патриотических побуждений, стремясь кредитовать растущую казахстанскую экономику. Эти банки спешили заработать большую маржу, без оглядки на то, что изменения условий кредитования могут сказаться на их балансах не самым лучшим образом. А когда условия действительно ухудшились и повлекли за собой болезненные последствия, с просьбами о помощи банкиры стали апеллировать именно к властям. В полную силу зазвучал знаменитый лозунг too big too fail («мы слишком большие, чтобы позволить нам обанкротиться»).

Теперь эти же самые банки лоббируют идею, что им должно помогать государство, притом в особо крупных размерах. Рассказывают страшные истории об империалистической атаке на молодую растущую экономику, о том, что мировая закулиса «заказала» рейтинговым агентствам финансовую систему Казахстана. И тому подобную яркую чушь.

В целом сложившаяся ситуация – плата за интеграцию в мировую экономику.

Ведь когда деньги брали за рубежом и дешево, а давали внутри страны и дорого, то все было замечательно. И к недорогим займам пристрастились. Но известно, что зависимость может сопровождаться ломкой.

Я, например, в приватных беседах уже достаточно давно говорил о том, что ограничения на внешние заимствования пора вводить. По моим оценкам, это следовало делать уже с июля 2006 года. Однако в тот момент сдерживающие меры были непопулярны, регулятор подвергся бы разносторонней критике. Поэтому подумали: а вдруг пронесет, и ограничения не ввели.

Но, к сожалению, не пронесло.

Кстати, возможности препятствовать чрезмерным внешним заимствованиям банков системно были введены Нацбанком еще в 2003 году через Налоговый кодекс (в документе имеется привязка объема заимствований к размеру собственного капитала банка). Только эти ограничения никто своевременно не актуализировал. Отговаривались тем, что данные ограничения противоречат международным соглашениям, и в такой редакции норма работать не может. Все так. Но кто мешал сделать другую редакцию нужной статьи – чтобы норма заработала?

В конце концов, ограничения были введены, но только с 1 октября 2007 года. АФН ввело более жесткие нормативы по классификации активов, весам рисков, залоговому обеспечению и ликвидности; также планировалось ввести требования к банкам, в течение продолжительного времени и/или неоднократно обращавшихся за ликвидностью к НБК.

Уместно заметить, что половину всего объема внешних заимствований наши банки благополучно сделали как раз во втором полугодии 2006 года и в первом квартале 2007. То есть появись «стоплоссы» в июле 2006, объем проблемы был бы в два раза меньше. Но и так положение все равно далеко не критическое. Даже те банки, у которых возникли трудности, в состоянии справиться со своими проблемами самостоятельно. Они могут продать свои активы, а часть их клиентов – рефинансироваться в тех кредитных учреждениях Казахстана, у которых нет проблем с ликвидностью. Кроме того, банки могут продавать свои облигации, привлекать инвесторов новыми эмиссиями акций и размещаться на нетрадиционных рынках, а не только в Лондоне и Нью‑Йорке, как они это постоянно делали до кризиса.

В целом ситуация в национальной экономике благоприятна, наблюдается избыточная ликвидность. (Поэтому в 2008 году Национальный банк может даже снова повысить ставки минимальных резервных требований, МРТ, хотя пока этот процесс приостановлен). Привлекательных проектов в реальном секторе не стало меньше. Просто люди сильно зашорены из‑за публикаций в СМИ и слухов и не видят, что в целом экономика развивается хорошо. Что проблемы с ликвидностью, возникшие у 3–4 банков, еще не есть проблемы всей банковской системы, а проблемы нескольких застройщиков – не проблемы экономики в целом.

Национальный банк как регулятор в целом тоже вполне справляется с ситуацией, хотя какой‑то период он и работал в условиях стресса: в нотах Нацбанка на 1 августа 2007 года было размещено 3,8 млрд долларов, а к началу ноября, кажется, не осталось ничего.

Когда инвестиции притекали, люди радовались, что в страну идут деньги. Но за все приходится платить: закрытие этих позиций происходило не так плавно и красиво, как нам хотелось бы.

Однако даже резкое закрытие к фатальным последствиям не привело, и на самом деле этот позитивный результат – показатель возможностей нашей финансовой системы, такой, какова она сейчас. В Национальном банке находится на 5,2 млрд долларов минимальных резервных требований, и если нормативы по требованиям будут снижены, то банки быстро получат дополнительную ликвидность. Кроме того, Национальный банк уже оказал помощь банковскому сектору страны в виде краткосрочных вливаний ликвидности: в августе 2007 года банки получили от НБК (в основном за счет операций РЕПО и СВОП) 10 млрд долларов, в сентябре – 8 млрд долларов. В качестве еще одной меры помощи НБК позволил коммерческим банкам занимать у него средства под обеспечение резервных требований и осуществил, как уже сказано, масштабные покупки непогашенных нот. Нацбанк также заявил о своей готовности предоставить в случае необходимости ликвидность, чтобы помочь банкам выполнить обязательства по погашению внешнего долга (3,8 млрд долларов в четвертом квартале 2007 года и 8 млрд долларов в 2008 году).

Так что, во‑первых, в текущей ситуации в нашей финансовой системе наличествуют все возможности для урегулирования негативных явлений, а во‑вторых, такое регулирование уже происходит.

На самом деле любые системы контроля над рисками хороши настолько, насколько хороши управляющие системами люди: своевременно ли они реагируют в критических ситуациях, могут ли принимать предупреждающие меры. И жизнь упорно демонстрирует, что хотя на словах финансовые власти, как правило, заявляют себя сторонниками превентивных мер, но на практике чаще всего провести их в жизнь не успевают.

В США, где банковский надзор в целом работает жестко и профессионально, власти за последние 25 лет тем не менее пропустили все кризисы до одного. И спасли абсолютно всех, кто вляпался в кризисную ситуацию. Хотя нам американские коллеги постоянно твердили, что вмешательство на нерыночных основаниях недопустимо, что государство не должно помогать терпящим бедствие коммерческим банкам, что в кризисах действенны только жесткие меры и прочее в том же роде. Но когда дело доходило до своих структур, то помогали всем, кто просил: и The Continental Illinois National Bank and Trust Company, и Citibank, и хедж‑фонду Long‑Term Capital Management, и так далее.

Теперь примерно то же самое происходит в Англии с банком Northern Rock, несмотря на все заявления главы FSA Мервина Кинга о недопустимости государственной помощи частным коммерческим структурам.

Всем этим деяниям можно предпослать эпиграф из Конфуция: «Beware of those who preach „Do as I say but not as I do“», что в вольном казахском переводе означает «делай как мулла говорит, а не как он сам делает».

Мы щедро даем друг другу правильные советы, но на деле все гораздо сложнее, нежели в теории – даже монетарным властям приходится принимать во внимание реакцию общественности, сроки грядущих выборов и тому подобные не вполне финансовые обстоятельства.

А кризис сам по себе еще не дает поводов для паники. Если все понимать правильно.

Через кризисы прошли все экономики западных стран. Это неотъемлемая и существенная часть их развития, и в истории любой западной банковской системы обязательно имеется сюжет о том, как сильно они попали по рынку недвижимости. Потому что в основном все учатся на собственных ошибках, а не чужих, как бы нам ни хотелось второго.

Так что объективно происходящие события являются для Казахстана благом (я дописываю эту книгу в январе 2008 года, когда кризис на западных рынках продолжается, а стало быть, имеет продолжение и для нас). В финансовой системе страны накопились дисбалансы и гораздо правильнее исправить их сейчас, чтобы тот момент, когда цены на нефть начнут падать, мы встретили во всеоружии. А сейчас нас тряхнуло на фоне повышения цен на нефть и металлы, и в этой ситуации ничего страшного нет.

По нашим расчетам, в 2008 году в сфере национальных финансов в любом случае произошли бы определенные кризисные явления, но уже под воздействием каких‑нибудь местных факторов. Или случился бы дефолт крупной строительной компании, или снизился рейтинг крупного банка, или один из банков не смог разместить еврооблигации, или получить синдицированный заем (при том, что у него на Западе до 70 % фондирования). В результате аналитики ровно так же стали бы говорить, что казахстанские банки уязвимы, и лимиты на нас все равно закрылись. То есть примерно то же самое произошло бы в любом случае. В этом смысле хорошо, что основные негативные события случились в августе 2007, а не в мае 2008, потому что уровень, с которого пришлось падать, через год был бы существенно выше. Банки заняли бы еще 10 млрд долларов, из них по меньшей мере половину вбухали в недвижимость, и так далее.

На данный момент общий внешний долг Казахстана составляет 95 % от ВВП. Это включает и государственный долг, и долги банков, и долги предприятий. При этом внешние активы страны составляют более 60 млрд долларов. Если вычесть из внешнего долга межфирменные задолженности, то есть долги иностранных инвесторов самим себе, то получится, что внешние активы практически равны внешним обязательствам. Таким образом, пока серьезных проблем в банковской сфере нет. Но если будем заимствовать подобным образом, то они появятся.

Тут неизбежен вопрос: почему при наличии избытка ликвидности в стране банки финансировались за рубежом, подвергая себя серьезным рискам? Ведь правила эффективного финансирования известны давно: основное фондирование должно производиться на внутреннем рынке. Однако на каком‑то этапе некоторым банкам казалось, что проще занимать за рубежом, чем работать с населением и предприятиями Казахстана. (Боюсь, теперь им так не кажется.)

В будущем подобную тактику не мешало бы изменить.

Я не сторонник теорий заговора. Ситуация августа возникла в результате сочетания ряда факторов, некоторые из них являются для страны внешними, а уж в кризисе ипотечного рынка США никто из наших граждан точно не виноват. На особенности сложившейся в Казахстане ситуации повлияли менеджеры тех банков, которые не отработали систему управления рисками и сделали ряд ошибок при принятии кредитных решений. Но банковские риск‑системы можно улучшить, а ошибки – попытаться исправить.

Безусловно, самое активное участие в процессе работы над ошибками должны принять регуляторы – Национальный банк и Агентство по финансовому надзору.

Национальный банк во время кризиса многие вещи делал технически правильно. Но при этом почти не объяснял ни рынку, ни общественности, что именно делает и зачем. (Это, кстати, и проблема Банка Англии в ситуации с банком Northen Rock.) Недостаточная публичность – первый урок кризиса для Национального банка РК как регулятора банковской сферы.

Старый мудрый Гринспен на посту председателя Федеральной резервной системы нашел в этом смысле очень хорошую схему: он всегда много разговаривал с рынком, хотя в результате никто не понимал, что же конкретно ФРС собирается делать. «Если вам показалось, что я выразился достаточно ясно, то вы неверно меня поняли» – это ведь его, Алана Гринспена, золотые слова. Кроме того, поскольку он долго работал на рынке и не совершал больших ошибок, то народ ему в целом верил. Это вопрос чисто эмоционального восприятия. Но у нас на посту председателя Нацбанка пока еще никто 17 лет, как Гринспен, не поработал. Вопрос о том, многие ли могут обладать его авторитетом, в принципе, даже обсуждать не стоит. В наших странах председатель ЦБ никогда не будет такой культовой фигурой, как руководитель Федеральной резервной системы – в США. Реальная степень влиятельности Центрального банка в нашем регионе существенно ниже. Поэтому здесь ситуация другая: если банкир считает, что стал достаточно популярен и влиятелен, то идет в политику (случай украинца Виктора Ющенко или Эйнарса Репше, бывшего председателя ЦБ Латвии).

Так что Национальному банку Казахстана следовало бы стремиться наладить более действенные коммуникации с рынком. Это, во‑первых.

А во‑вторых, в момент кризиса Нацбанк не проявлял достаточного уровня избирательности в работе с банками второго уровня. У него смогли получить деньги все банки, обращавшиеся к нему за ликвидностью и имевшие залоги (в виде ценных бумаг и минимальных резервных требований). А это неправильно. Даже если у банка есть залог, все равно ЦБ имеет право рефинансировать лишь то кредитное учреждение, которое, как считает регулятор, имеет на это право. По линии дискриминации Нацбанк должен взаимодействовать с Агентством финансового надзора и учитывать оценки агентства.

У АФН, в свою очередь, должна быть разработана система критериев подобной оценки. Причем критерии должны быть понятны и обоснованны: либо размер банка и его значение для банковской системы в целом, либо количество вкладов населения в банке, либо важность банка для платежной системы (теоретически банк может не иметь большого объема депозитов, но платежей через него при этом идет много).

То есть должны существовать четкие критерии классификации банков, имеющих право рассчитывать на поддержку регулятора. Помогать всем – не очень понятная стратегия.

При этом не мешает проследить за тем, чтобы банки, имеющие проблемы с ликвидностью, решали их путем продажи активов, размещения своих ценных бумаг и привлечения новых инвесторов. То есть рыночными методами: коллеги из ФРС и FSA говорят по этому поводу абсолютно резонные вещи. (Так что в данном случае можно руководствоваться не только их делами, но также словами.)

Однако сейчас часть казахстанских банков предлагает принимать и другие меры по восстановлению их финансовой стабильности. А именно. Перекредитовывать кредиты, которые они выдавали строительным компаниям, за счет средств Банка развития; перекредитовывать их ипотечные кредиты за счет средств государственной Казахстанской ипотечной компании; увеличивать лимиты пенсионных фондов на покупку ценных бумаг этих банков, и даже использовать для финансовых вливаний средства Национального фонда. Поступать так было бы неправильно и просто нечестно по отношению к другим банкам, которые проводили правильную кредитную политику и проблем с ликвидностью не испытывают.

В работе банковского регулятора могут быть две крайности. Первая – когда в кризисной ситуации он предоставляет ликвидность всем банкам и в любом количестве, лишь бы их спасти. Тогда возникает уже упоминавшаяся проблема moral hazard, злоупотребления. Банки начинают брать на себя слишком много рисков, поскольку уверены: ЦБ выкупит эти риски в любом случае. Сейчас некоторые банки Казахстана двинулись именно в эту сторону.

Раньше банковский регулятор, наоборот, был строг, быть может, даже излишне. За злоупотребления мы применяли санкции вплоть до отзыва банковских лицензий, кредитов рефинансирования Нацбанк одиннадцать лет не давал никому вообще. Ведь в условиях достаточной, а временами даже избыточной ликвидности такой необходимости не было. Более того. Мы исходили из того, что если в нашей ситуации у банка возникли проблемы с ликвидностью, то значит, он работает неправильно. Поэтому банки и сами не обращались к регулятору с просьбами о рефинансировании.

Сейчас Нацбанк решил, что надо помогать всем. Время покажет, какая политика более правильна.

Если, учтя уроки кризиса, коммерческие банки поменяют свои стратегии, сделают их более сбалансированными, то ЦБ был прав. Но если после того, как кризис закончится, любители большой быстрой маржи опять начнут набирать на западных рынках дешевые деньги и вставлять их в недвижимость, тогда получится, что moral hazard сыграл по полной программе.

Каждый кризис единственный и не похож на другие. Поэтому работа центрального банка – в большей степени искусство, чем наука. В ней всегда остаются вещи, не прописанные в нормативах. Более того, если предусмотрено и прописано абсолютно все, то подобное положение само по себе является серьезной проблемой. Ведь для того чтобы использовать новые инструменты, нужно, скажем, принять новый закон, то есть пройти все ступеньки законодательного процесса, – а это занимает как минимум полтора года. Но затруднения на рынке возникли уже сейчас! Поэтому определенная свобода действий у ЦБ должна быть всегда. Принцип «black letter 1ау/» (в законе все прописано, и нет никакой возможности отступить от его буквы) в области банковского надзора не работает. В западных странах уровень свободы центробанка достаточно велик.

В заключение не могу не заметить мимоходом, что Народный сберегательный банк («Халык») в 2007 году финансовых затруднений не испытывал. Поскольку достаточно последовательно практиковал привлечение основного фондирования именно на внутреннем рынке. Наоборот, у нас и в августе, и в сентябре 2007 года наблюдался приток ликвидности, который составил за эти два месяца 1,2 млрд долларов. Свободная ликвидность в трех валютах, включая ценные бумаги, не обремененные никакими залогами, составляла у нас 2,5 млрд долларов.

За III квартал 2007 года мы выросли на 42 % по активам и перевыполнили свой годовой план (35–40 % прироста) за девять месяцев. Причем, в отличие от некоторых других банков, мы не просили снизить минимальные резервные требования или перекредитовать займы строительным компаниям за счет Банка развития и так далее.

И не то чтобы мы сейчас учили коллег правильно работать с депозитной базой: просто к слову замечаем, что в такой ситуации они могли бы вместе с нами порадоваться нашим успехам. Ведь советы, они как снег – чем мягче падают, тем глубже проникают.

Но дело не только в том, что мы были правы. А еще и в том, что наша правота оказалась своевременной.

Ведь бывает – и даже очень бывает! – так, что банк проводит крайне рискованную финансовую политику. Но рынок в это время быстро растет, и по этой причине рискующий зарабатывает много (или даже очень много) денег. А вот банк, придерживающийся осторожной и консервативной стратегии, зарабатывает гораздо меньше. В какой‑то момент акционерам консервативного банка надоедает такая несопоставимость результатов. Тогда они зовут осторожного менеджера и говорят: «Я тебя сильно уважаю, но мне кажется, что где‑то ты просчитался. В общем, дарю тебе ключи от старого „Запорожца“, большое спасибо, можешь идти, теперь у тебя есть шанс так же мудро и продуманно руководить другим банком». Потом проходит время, и кризис все‑таки наступает, куда без него. Балансы рисковавших банков начинают выглядеть печально. Даже очень печально. И акционеры начинают, подсчитывая убытки, искренне сокрушаться: «А ведь тот осторожный менеджер – он был прав! Он был мудр!»

А мудрый менеджер, который давно перешел в режим заслуженного отдыха, сидит в это время на скамеечке, стучит палочкой и кряхтит: «Я же вас предупреждал!»

Так что хорошо, что хотя мы были мудрыми и осторожными, но история эта случилась не с нами. И мы еще при делах, а не на пенсии, и не подвергаемся унизительной необходимости стучать палочкой понапрасну.