logo
Otvety_Sots_strakhovanie

32. Какой вам представляется судьба пенсионного обеспечения в России?

Пенсионному фонду России не хватает денег уже давно. В 2010 году дефицит составлял 1314 млрд рублей, а в 2011-м – 924 млрд руб. Сегодня дефицит покрывается за счет субсидии из федерального бюджета. Но все понимают, что российский бюджет сам станет дефицитным, стоит мировым ценам на нефть заметно снизиться. Поэтому затеяна очередная пенсионная реформа, третья за десять лет, с основными параметрами которой правительству предстоит определиться до 1 октября. Но уже ясно: проект, подготовленный Минтруда, по сути, не оставляет людям реального выбора между накопительной программой и солидарной распределительной моделью.

Существует ли какой-то иной вариант реформы пенсионной системы? Да, и его реализация могла бы разрешить многие проблемы нынешних и будущих пенсионеров. Но это потребовало бы коренных изменений в отношениях общества и власти, фактически нового общественного договора.

Предложения по действительно принципиальной реформе пенсионной системы в России звучали еще в 2007 г. Идея заключается в том, чтобы использовать для выплаты пенсий доходы от инвестирования средств Стабфонда. Для этого размер фонда надо увеличить с таким расчетом, чтобы при вложении его средств в надежные активы получаемая прибыль была достаточной для выплаты пенсий. Такой «суперфонд» должен достигать 100% ВВП.

Пример – норвежский пенсионный фонд Global, в котором накапливаются нефтегазовые сверхдоходы. Его размер превышает $600 млрд (около 119% ВВП Норвегии). Это крупнейший суверенный фонд в мире (за исключением китайских несырьевых фондов).

Первые $300 млн нефтегазовых доходов норвежцы отложили в свой пенсионный фонд в 1996 г., а сейчас его объем позволяет обеспечивать местных пенсионеров только лишь на доходы от его инвестирования (хотя надо учитывать, что население Норвегии всего 4,5 млн человек и денег на пенсии им требуется гораздо меньше).

Средства фонда Global инвестируются в акции 42 рынков и в 31 валюту. В целом вложения распределяются так: около 60% – в акции, 40% – в облигации и незначительная часть инвестирована в недвижимость. Чтобы «яйца не оказались в одной корзине», фонд является совладельцем более чем 3500 компаний, и в каждой из них он вправе владеть не более чем 10% акций...

Что может помешать применить норвежский опыт в России? Увы, не экономическая целесообразность, а текущая политическая конъюнктура.

Начнем с того, что сама структура российского фондового рынка не позволяет обеспечить должную диверсификацию инвестиций. Среди 30 крупнейших компаний России доминируют представители сырьевого сектора, а больше половины всего месячного оборота на индексе ММВБ формируют лишь две компании («Газпром» и Сбербанк). На таком рынке невозможно сформировать хорошо диверсифицированный инвестиционный портфель. Поэтому часть средств придется инвестировать за рубеж.

Но в этом случае нас ждет крик о том, что на пенсионные деньги россиян поддерживаются экономики «чуждых» и «враждебных» систем. «Против» выступит и часть российских финансистов, заинтересованных не в оптимальном вложении средств будущих пенсионеров, а в развитии фондового рынка. «Против» будут мастера освоения государственного бюджета, настойчиво требующие передать средства Стабфонда для финансирования их частных проектов. Судьба пенсионеров интересует этих людей как прошлогодний снег. Вместо пенсионера – обеспеченного собственника они предпочитают видеть пенсионера-попрошайку, полностью зависящего от сиюминутного благоволения власти.